Я отнес Сашку в постель. Нашел бутылку шампанского, взял бокалы.. Мы чокнулись и выпили прямо в кровати, лежа под одеялом. В голове шумело. Я прислушался к себе. Все-таки я был рад. В глубине меня, медленно, со скрипом, открывались тяжелые ржавые ворота в новую жизнь. Жизнь, заполненную детским смехом, и соплями, и ревом, и футбольными мячами, и куклами, и походами в зоопарк, и ….. Я глупо спросил – Там мальчик? Или девочка?
Сашка шмыгнула носом, рассмеялась. Взъерошила мне волосы. Сказала – глупый. Она как-то по новому это сказала. Это была какая-то другая Сашка, но она мне тоже нравилась.
Я налил ей еще шампанского. Она выпила его залпом, рассмеялась, потом заплакала. Колбасило ее не по-детски. Себе я налил водочки. Никогда не пью водку с утра, но тут понял – надо. Водочка хорошо пошла. Я налил себе еще один мерзавчик. Выпил. Счастье растеклось по жилам вместе с водкой. Я вдруг увидел, что Сашка плачет. Я обнял ее. Мне было ясно, что с ней – иногда человеку больно, когда умершие мечты оживают. И очень страшно. Я встал с кровати и пошел варить нам кофе – я ведь теперь настоящий глава семьи! У меня будет ребенок! Да что там будет – он уже есть, просто пока внутри моей Сашки!
30 июля 2006
Саша
Я когда увидела эту полоску, я подумала, что мне мерещиться спьяну. Это же фантастика! Я залетела! Меня опять рвало, я не знала, от вина или от того, что внутри ребенок. Мне стало страшно – что я наделала? Зачем я так напилась? А вдруг это повредит малышу?
Кир меня целовал, обнимал, а я как в коме. Что-то во мне происходит, вот только не пойму пока еще, что. И слезы рекой. Гормоны, наверно. Кир принес шампанское. Это было то, что надо. Холодные пузырьки в бокале, холодные пузырьки во мне. Мысли мои путались, как нитки, которыми я в детстве пыталась зашивать дырявые куклины платья. Почему-то перед глазами замелькали картинки из собственного детства. Бог есть! Он услышал мои молитвы! Но почему мне так плохо на душе?
8 августа 2006
Кирилл
Сашка все время плачет, закрывшись в ванной, а я схожу с ума. Я не понимаю, что происходит. Она же так хотела малыша! Лечилась, старалась, только о детях и говорила! Весь дом журналами про детей завалила! Каталоги кроваток и колясок выбрасывать не разрешает, а они уже в шкаф не вмещаются. Самая реалистическая версия происходящего – марсиане вживили ей в мозг электроды и управляют ей дистанционно. Самое противное – мне она ничего не хочет рассказывать. Я для нее вдруг стал чужой. Почти посторонний мужчина. Гоша говорит – так будет все девять месяцев, хорошо, если сразу после родов пройдет. Гормоны это, мол, в Сашке играют. Но я-то свою жену лучше знаю, чем Гоша. Я чувствую – не в гормонах дело. У Сашки в голове сидит какой-то гвоздь. И этот гвоздь ей покоя не дает.
Конечно, это была ошибка – то, что я решил посоветоваться с матерью. Знаю ведь, что Сашку она не любит. Знаю, но поверить не могу – ну как можно Сашку не любить? Мою милую, нежную, красивую Сашку, теперь еще и беременную к тому же. Я подумал – расскажу ей новость лично, торжественно, так сказать, вручу, а заодно и посоветуюсь, отчего это моя женушка вдруг превратилась в Несмеяну.
Мать у меня – личность. Ее многие уважают, многие боятся, немногие выдерживают. Я вот, например, не выдерживал никогда. Давит она на человека, как танк. Я научился водой утекать меж гусениц, научился быть тягучим, вязким, неопределенным, научился не формулировать мысли, топить в пустоте любые ее указания и приказы. Отец мой, человек умный и дипломатичный, искусством этим владел в совершенстве. Но это не помогло – он все равно сбежал от матери, едва я стал подростком. Типа – сына вырастил, долг свой выполнил, чего еще? Я его не виню сейчас, не винил и тогда, когда остался один на линии огня. Я понимал – меня мать любит, а с отцом ее цель была одна – полное уничтожение.
Купил матери цветы. Белые орхидеи. Она любит розы, но розы я дарю только Сашке. Мать знает и обижается. Чтоб не обижалась, купил огромный букет орхидей. Мать поджала губы. Плевать. Пусть ответит мне на главный вопрос – нормально ли ненормальное поведение Сашки или нет? Или даже для беременной это через край? Я надеюсь, что мать меня успокоит. Но зря.
Мать не рада внуку. Она задает мне чудовищный вопрос – а я уверен, что ребенок от меня? Все-таки ведь очень странно – семь лет старались, и ничего, а тут вдруг раз – и залетела? Она ведь, кажется, недавно одна отдыхать ездила в Венгрию, бесплодие свое лечила? Может, там какой-то ушлый лекарь нашелся, все дедовским способом вылечил?
Я смотрел на мамин шевелящийся вялый рот, и думал – ну почему мудрые родители встречаются только в сказках? У всех моих друзей – такая же фигня. Мы их любим, стариков, балуем и бережем. Но общаться с ними нельзя! Чуть потеряешь бдительность, поверишь в их заботливый тон, раскроешься – и вот, пожалуйста, получай! Раз – и под дых!
Мы выпили с мамой чаю, поговорили о погоде, давлении, паразитах в правительстве, о том, какая она прекрасная мать и распрощались. В дверях мать обняла меня, поцеловала в ухо и прошептала – Мой сын самый лучший на свете! Она уже не помнила, что ударила меня под дых. А может, она и не заметила этого удара. Вряд ли я решусь просить у нее совета снова.
Я ехал домой. Дождь лил как из худого ведра. Дворники елозили по стеклу, мотор урчал, радио что-то мурчало по-французски про любовь, а гадкая мамина фразочка о нагулянном в Венгрии животе все не шла у меня из головы. И действительно, ведь столько лет все мимо стреляли, а тут уехала в кои-то веки одна – и сразу раз, нате вам здрасьте, беременная вернулась. Ох, мама, не зря я твой сын, подлость твоя и во мне сидит.
10 августа 2006
Саша
Кир уже не может видеть мои слезы. Он на грани, я вижу. Но я ничего не могу с собой сделать. Слезы так и льются из меня. Никогда не думала, что в одном человеке может быть такое море слез. Я реву в ванной, включив воду, но Кира ведь не обманешь. Он слишком хорошо меня знает. Мне пора остановиться. Но я не могу. Я стремительно перестаю быть идеальной женой. Если бы я была Киром, я бы такую жену, как я, бросила бы немедленно.
10 августа 2006
Кирилл
Я понял, что против воли слежу за Сашкой. Смотрю, как она готовит, как режет огурцы для салата, как мажет кремом лицо, как нервной тонкой рукой убирает с глаз непослушную прядь волос. Она – родная и незнакомая, любимая и вдруг ставшая чужой. Мой ли ребенок у нее в животе? Подло, подло, подло даже задавать себе этот вопрос. Но это не я его задаю. Это он гложет меня, съедая мою любовь. Сашка ничего не знает о моих сомнениях. Я не могу себе представить, что я осмелился задать этот вопрос вслух. Я не могу себе представить, как можно женщине жить с мужчиной, который задает ей такие вопросы. Для меня доверие – это все. Это основа. Я не изменяю Сашке. Она не изменяет мне. Если бы было по-другому – от нашего союза не осталось бы ничего. Я не знаю, почему так. Я просто знаю, что это так.
Ребята часто смеются надо мной. Когда мы собираемся в бане, без жен, ребята частенько вызывают хорошеньких профессионалок. Они не видят в этом ничего дурного. Это не измена. Это просто приятное дополнение к пару, веничкам, пиву. Я для них святоша. Но меня это не волнует. Я не хочу пачкаться. Я брезглив. Я знаю – Сашка такая же. Она не станет валяться в грязи ни для чего. Даже ради ребенка. Но почему же мне так хочется порыться в ее вещах? Взломать ее почтовый ящик? Прочитать все ее смски и заказать распечатку телефонных звонков? Это безумие. Я не стану ему поддаваться. Я должен с ней поговорить. Она всегда умела меня успокоить.
10 августа 2006
Саша
Кир такой хороший! Он приготовил мне ужин, купил цветы! Я должна радоваться, но я снова плачу. Наверно, внутри меня сломался предохранитель, и все слезы, которые я должна выплакать за свою жизнь, выходят из меня сейчас. Кир пытается меня успокоить, но разве это возможно? Он почему-то думает, что я не рада малышу, и что я плачу из-за того, что не хочу ребенка. Это не так, я очень хочу маленького. Я плачу не из-за этого. Но объяснить Киру причину своих слез я не могу. Я скорее умру, чем скажу ему правду. Вот такая я идеальная жена.
10 августа 2006
Кирилл
Сашка спит, устав от слез, а я приканчиваю бутылку водки. На кухне жарко, теплая водка – как противное лекарство. Если так и дальше пойдет, сопьюсь к чертям. Но сейчас мне на это наплевать. Я не смог задать ей этот вопрос – уверена ли она, что ребенок мой? Я бы на ее месте после такого вопроса сложил чемоданы и ушел.
Сейчас, как только стрелка часов переползет за полночь, я сделаю то, после чего навсегда перестану себя уважать – я проведу обыск в вещах собственной жены. Я уже противен себе. Наверное, поэтому водка меня не берет. Была у меня крохотная надежда, что меня развезет раньше, чем я успею стать подонком. Но нет, водка меня сегодня не спасет. Мне придется сделать это. Потому что иначе – я буду думать об этом, и думать, и думать. И однажды залеплю Сашке в лоб такой вопрос, после которого она уйдет. И мой ребенок будет расти один, без отца, или, что еще противней, с каким-нибудь чужим дядей, которого мать однажды велит ему называть папой…
